Вячеслав Артёмов - Сны при лунном свете
Жанр: Contemporary, Chamber music
Носитель: LP
Год выпуска: 1991
Лейбл: МП "Русский Диск", R10 00133/4
Страна-производитель: Россия
Аудио кодек: FLAC
Тип рипа: image+.cue
Формат записи: 24/96
Формат раздачи: 24/96
Продолжительность: 54:10
Треклист:
A1. Романтическое каприччо [7:08]
A2. Сны при лунном свете [17:45]
B. Гирлянда речитаций [29:17]
Источник оцифровки: выполнена автором раздачи
Код класса состояния винила: EX
Устройство воспроизведения: Micro Seiki DD7
Головка звукоснимателя: Denon-103 (MC)
Повышающий трансформатор: Denon AU-320
Предварительный усилитель: Sander'Z tube / схема А.Торреса
АЦП: Tascam US-122mkII
Программа-оцифровщик: Audacity 2.0.5
Обработка: удаление крупных щелчков
Credits
Сторона 1
РОМАНТИЧЕСКОЕ КАПРИЧЧО
для солирующих валторны, фортепиано и струнного квартета — 7.05
Игорь Макаров, валторна
Юрий Смирнов, фортепиано
Струнный квартет:
Евгения Алиханова, 1 скрипка
Валентина Алыкова, 2 скрипка
Татьяна Кохановская, альт
Ольга Агранович, виолончель
запись 1984 года
Звукорежиссер: Ю.Кокжаян
СНЫ ПРИ ЛУННОМ СВЕТЕ
Кантата для сопрано, альтовой флейты, виолончели и фортепиано — 17.44
1. В бамбуковом уединении
2. Осенняя луна
3. Деревня на реке
4. Тихие ночные мысли
Нелли Ли, сопрано
Александр Голышев, альтовая флейта
Владимир Тонха, виолончель
Дмитрий Алексеев, фортепиано
запись 1987 года
Звукорежиссер: Ю.Кокжаян
Сторона 2
ГИРЛЯНДА РЕЧИТАЦИЙ — 29.15
Владимир Пакуличев, флейта
Анатолий Любимов, гобой
Лев Михайлов, саксофоны
Валерий Попов, фагот
Академический симфонический оркестр Московской государственной филармонии
Дирижер Вирко Балей (США)
запись 1990 года (цифровая)
Звукорежиссер: В.Иванов
Редактор Л. Абелян
Оформление художника Б. Столярова
1991 Типография АЗГ. Зак. 953. Тираж 10000
=============================================
Художник как бы инстинктивно привносит в свое произведение, помимо того, что выражено им с явным намерением, некую бесконечность, полностью раскрыть которую не способен ни один конечный рассудок...
Ф. В. Й. ШЕЛЛИНГ
Вячеслав Артёмов закончил Московскую консерваторию в 1968 году. Его творчество поражает высокой духовностью, образно-стилистическими контрастами, совершенным владением различными композиторскими техниками при неповторимой индивидуальности авторского почерка. Исступленный драматизм и глубочайшая медитация, игра и подвижничество, трагедийность и небесная звенящая радость, импрессионистская утонченность нюансов и экспрессивная исповедальность — все это интегрируется в «религиозном акте» Пути к недосягаемому Идеалу, в чем автор видит смысл своей жизни. Им созданы: симфонии — "Im memoriam" (с солирующей скрипкой), «Симфония элегий», «Путь к Олимпу», «На пороге светлого мира» (две последние как части задуманной тетралогии «Симфония пути»); «Реквием», "Ave Maria" для сопрано, хора, органа и струнных, трехактный балет «Только верой» с хоровыми эпизодами, симфоническая поэма "Tristia" с солирующей трубой и фортепиано, произведения для камерного оркестра — "Tempo costante", «Гирлянда речи-таций», «Гурийский гимн»; камерная кантата «Сны при лунном свете», «Заклинания» для сопрано и ударных; «Тотем», «Соната размышлений» и "Ave atque vale" для ударных; камерные ансамбли — «Романтическое каприччо», «Звездный ветер», «Маттинаты», «Гимны внезапных дуновений».
Каждое из этих произведений, различных по образному строю и локальной задаче, — фрагмент единой картины авторского звуковидения мира, «голограммы», или «астральной проекции» творчески «облученного» сознания композитора. Подобно тому, как это происходит в современных физических теориях, лишь на высочайшем энергетическом, в данном случае духовно-энергетическом, уровне в условиях реальной многомерности существуют симметрия и единство всех взаимодействий. В нашем мире «низких энергий» это единство нарушается, свертываются и становятся незаметны многие измерения мира высшего. Но сила человеческого духа способна уловить эту высшую гармонию и из каждой заданной ячейки бытия наивно и проницательно устремиться к ней, создавая в мире материальном живые модели духовного.
«Романтическое каприччо» (1976) начинается и заканчивается одним звуком, динамика которого подобна дуновениям ветра. Дух пантеизма роднит это произведение Артёмова с романтической эстетикой: призывный глас валторны, всплески, блики, струения, фоны, гимнический хорал славления, вырывающийся из самого природного лона... Дальнейшая трансформация ведет к откровенному лирическому высказыванию, где мелодическое насыщение и тональные звучания развивают сугубо человеческое начало, немного отстраняющее лишь вкрапленную здесь «поэтику леса». Но постепенно эмоциональный поток застывает, словно исчезает, истощается питающий его живительный источник. Вновь вступает в свои права все оживляющая природная основа. Вновь сокровенная лирика, голоса природы, валторновые «предупреждения», страстный гимн, нежные интонации, гул таинства сокрытых от человеческого взора пра-основ бытия. И звук — как символ божественного дуновения и изменчивого единства — замыкает это небольшое сочинение, лежащее в русле идей Лао Цзы, Шеллинга, Тютчева и всех тех, кому ясен был смысл изначальной гармонии мира, которую мы, увы, так часто стремимся нарушить.
Семантика лунного света уходит корнями в глубину тысячелетий. Велика роль этого образа в иероглифической поэзии Востока, в любовной лирике всех времен и народов, в романтизме, импрессионизме, символизме и экспрессионизме. «Сны при лунном свете» (1982) Артёмова вбирают в себя почти всю эту необозримую гамму нюансов преломления и в то же время несут новое смысловое звучание. Волшебство лунного света здесь соединено с волшебством сна, когда жизненные связи опосредуются, и непосредственным становится отдаленное, но уловимое при внешнем покое движение освободившейся от земных оков души, духовный путь к не постижимому при свете дня откровению. Любовь на расстоянии, тайная ностальгия, так же, как и внутреннее общение с луной, — тот язык, до которого далеко земным словам. Вместе с тем, душевная мука от недосягаемости цели растворена в шелках речного аромата. Льющаяся с лунных гор и морей чарующая полупечаль, странное ощущение неотступного взгляда этого задумчивого лика, зыбкость, мерцания, трепет, непонятная населенность мира безмолвия и тяготение вверх воплощены Артёмовым через скрещение ладов и интонаций, взаимопроникновение постоянства и изменчивости, тембровых красок и тончайших невесомых туше, флажолетов, глиссандо.
«Гирлянда речитаций» (1975 — 1981) — одно из ключевых произведений Артёмова, суммирующее творческие импульсы ряда лет, родственное медитативному духу «Симфонии элегий» (1977). Особый характер как бы не созданного, а лишь улавливаемого в данный момент, свойственный этому сочинению, гармонирует с тем фактом, что не существует единой партитуры «Гирлянды». Звучащий материал каждый раз формируется заново из спонтанно сочетающихся фона струнных инструментов (который также в значительной мере состоит из свободно вращающихся мелодических фигур), семи речитаций деревянных духовых и кратких интермедий челесты, фортепиано, арфы и ударных. Существование внешне отстраненного вездесущего фона вызывает широкий спектр ассоциации: от реликтового космического излучения, нейтринного фона, физического вакуума до образов вечности, подсознания, нелокализованных волновых состояний личности, гипотетически употребляемых для интерпретации парап-сихологических явлении. Здесь спят жизненные силы, таинственные праос-новы психики и духа, те, что приводят к реальным живым голосам в середине фоновой структуры и вновь возвращаются к первоначалу. Сами речитаций — это индивидуальные жизни, которые проходят перед лицом вечности, рождаются, трепещут и угасают. У каждой — своя судьба, свое слово в этом мире, свое лицо и голос И все же связь, призрачная и могущественная, существует! Это не только сквозные интонации, появляющиеся в каждой речитаций звуки — точки или репетиции — контакты с внешним вакуумом, не только общее усиление персонифицнрованности в центе формы. В сущности, каждый «персонаж» в своей «системе отсчета» проходит один и тот же путь — путь в Единому. И потому что-то родственное проникает через «потенциальные барьеры» интермедий. Потому возникают концентрические тембровые арки-слои: флейта (крайние речи тации), затем гобой, саксофон-сопрано и саксофон-тенор, в центре — острохарактерный фагот с предельно контрастной всему индивидуальностью — резкий, протестующий, саркастически-демонический с его аккордами-тембрами и ультра хроматикой. Флейтовые речитации воздушны — легкие взлеты в первой, струения, завершаемые радостным броском, — в последней. Гобой более «интеллектуален», близок смысловой интонации воображаемой речи. Сфера саксофонов — игра, в то же время здесь (особенно у саксофона-тенора) возникают тонкие мерцания иронии, а порой и отчаяния. Невозможность точной арифметической симметрии речитации и интермедий совместно (нечетное и четное начало) в сочетании с общей логикой развития оборачивается чувственно-постигаемым выводом: нарушения симметрии необходимы для того, чтобы из космоса выделилось индивидуально-личное, которое затем неизбежно должно слиться с лично-космическим началом бытия.
Е. ЗАЙДЕЛЬ
discogs.com//release/3940910